Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия - Ольга Балла
- Категория: Критика / Литературоведение
- Название: Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия
- Автор: Ольга Балла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пойманный свет
Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия
Ольга Балла
Редактор Наталья Рубанова
Дизайнер обложки Дмитрий Горяченков
Корректор Наталья Рубанова
© Ольга Балла, 2020
© Дмитрий Горяченков, дизайн обложки, 2020
ISBN 978-5-0051-1448-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В книге литературного критика и эссеиста Ольги Балла собраны (точнее, избраны из труднообозримого обилия) некоторые тексты о литературе, главным образом – рецензии, написанные за первые два десятилетия XXI века и опубликованные в несметном количестве как бумажных, так и электронных изданий. Отражает это всё не столько объективные черты литературного и книгоиздательского процесса как таковых (автор подозревает, что в своём целом они необозримы, а в объективности есть что-то нечеловеческое), сколько собственные вопросы автора, с которыми тот обращался к попадавшим в поле его зрения текстам, в свете которых они прочитывались. Адресатами таких вопросов оказывались – в силу рецензентской подённой практики – книги и тексты, вышедшие в те же первые два десятилетия текущего века и по большей части – с редкими исключениями – тогда же и написанные; главным образом русскоязычные, но и некоторые особенно важные (для автора, для кого ж ещё!) переводные.
Автор особенно благодарен журналу «Дружба народов», без инициативы, настояния, побуждения и долготерпения которого многие из этих текстов не были бы написаны.
О направлениях внимания
Предуведомительные бормотания автора
В книге литературного критика и эссеиста Ольги Балла собраны (избраны из труднообозримого обилия) некоторые тексты о литературе, главным образом – рецензии, написанные за первые два десятилетия XXI века и опубликованные в несметном количестве как бумажных, так и электронных изданий. Отражает это всё, как обыкновенно и бывает, не столько объективные черты литературного и книгоиздательского процесса как таковых (автор вообще подозревает, что в своём целом они необозримы, а в объективности есть что-то нечеловеческое), сколько собственные вопросы автора, с которыми тот обращался к попадавшим в поле его зрения текстам, в свете которых они прочитывались. Адресатами таких вопросов оказывались – просто в силу рецензентской подённой практики – книги и тексты, вышедшие в те же первые два десятилетия текущего века и по большей части – с редкими исключениями – тогда же и написанные; главным образом русскоязычные, но и некоторые особенно важные (для автора, для кого ж ещё!) переводные.
И вот задумал автор этих торопливых строк хоть что-то из написанного систематизировать.
Думая, в какой порядок привести всё избыточное множество понаписанного за многие годы и что из этого избытка выбрать, автор (ну не идёт мне на язык актуальное нынче словечко «авторка», что ты будешь делать) оказался перед задачей, которая вообще-то, кажется, оптимального решения не имеет. Но если нет оптимального, это же не значит, что невозможно никакое! В конце концов автор, после долгих терзаний, пришёл сам с собою к такому соглашению.
Распределено это всё будет, решил (а) он (а), по направлениям внимания: как самих авторов обозреваемых книг и текстов, так и его собственного, читательского внимания и интереса. Такие направления, по разумению автора, предшествуют жанровым делениям, поэтому в каждой из получившихся в результате глав-частей проза соседствует с поэзией и обе они – с нон-фикшн: всё это работает на одни и те же задачи, а средства, в конечном счёте, вторичны.
Всякий открывший этот изборник без труда убедится и в том, что все выделенные направления друг с другом пересекаются (друг в друга перетекают, пронизывают друг друга – тем более что ведь тоже работают на одни и те же задачи), и едва ли не каждый текст мог бы с полным правом оказаться не только в той части книги, в которую авторскою волей помещён, но и в другой, а лучше всего – в нескольких сразу.
А перегородки между главами – для ясности, которой, конечно, неминуемо сопутствует упрощение, но что делать.
Более того, каждый текст из вошедших сюда, пожалуй, мог бы быть заменён другим – с сопоставимыми внутренними задачами, но вот выделенные направления внимания остались бы всё-таки неизменными.
На какие же общие задачи работают (кажется мне) все эти тексты, попавшие в поле моего авторского зрения? – На устроение и проживание отношений человека и мира. На прояснение того, что кажется неясным, и приведение в человекосоразмерный порядок того, что чувствуется хаотичным. На разделение всего пространства опыта – чтобы было возможнее в нём ориентироваться – внятными (и всегда так или иначе условными, но укоренёнными в естестве вещей) границами.
Такие задачи могут показаться отвлечёнными и относящимися к заботам философии, но это не так. На самом деле они общечеловеческие и самые что ни на есть повседневные. Мы всё время их решаем, что бы ни делали. Это и есть смысловые практики: добывание насущных для человека смыслов из любого подручного материала. Вот и литература всем этим занимается: и когда её пишут, и когда её читают.
То, что направлений семь и в каждой из соответствующих глав – по семь текстов, – конечно, чистая условность: просто надо было чем-то ограничиться, да и число красивое, с богатейшим семантическим шлейфом: семью семь. А вот смысл каждой из частей – совсем даже не произволен.
«Обживая пространства» – это, как легко понять, – об отношениях человека и пространства (разных – от очарованности и вполне эротизированного романа до взаимного сопротивления, от присвоения до невовлечённого рассматривания), о толковании человеком пространств, о превращении их в книгу записи собственного опыта и в способ понимания самого себя.
С главой «Сопротивляясь истории» – сложнее. На самом-то деле речь здесь идёт не только о большой истории, в которую волей-неволей оказывается вовлечён человек, хотя в первую очередь всё-таки о ней. Это ещё и об отношениях (неустранимо проблематичных, даже конфликтных) с самим временем и ближайшими к нам способами его проживания: возрастом, взрослением, старением, смертью – к тому же ещё и вписанными в большую историю. Да, и о том, что в рамки всего этого человек никогда вполне не укладывается.
Чем дальше, тем таинственнее, – и следующая часть книги – о таинственном и о том, что человеку с этим делать. В главу с названием «Изъясняя неизъяснимое» автор вначале задумывал собрать тексты о поэзии, полагая, что именно она этим и занимается: выговариванием того, что не даётся слову и уклоняется от понимания. Совершенная правда, так оно и есть, – просто по ходу собирания текстов в эту главу нельзя было не осознать в очередной раз, что уловлением неизъяснимого занимается не только поэзия. Проза, работающая над тем же, – тоже здесь.
В главу «Изумляясь человеку» хотел было автор собрать антропологические рефлексии всех мыслимых форматов. И как-то вдруг само собой оказалось (книга своевольничает – значит, живая) так, что более всего на удивительность человека указывают тексты и книги, во-первых, о детстве, а во-вторых – о том, что начинает понимать и чувствовать человек, общаясь с животными в особенности и с природой вообще. Тексты об этом сами запросились в четвёртую главу, и как было им не уступить?
Далее книга продолжала своевольничать. Глава «Соединяя разорванное, пересекая границы» была назначена для размышлений о книгах, соединяющих под своей обложкой разнородный материал и выявляющих его (уф, выговорим учёные слова) цельностный потенциал. – Не тут-то было. Немедленно выяснилось, что в эту главу норовят собраться книги именно что о пересечении границ, о существовании поверх барьеров. И прежде всего это оказались книги об империях, о существовании внутри них, на их границах и обломках. Пришлось уступить и им.
А вот шестая глава – «Упорствуя в смысле» – уложилась сама в себя без внутренних сопротивлений. Сюда вошли тексты обо всём, что касается поисков человеком смысла собственного существования и собственной позиции в мире, о принципах, по которым такая позиция устраивается.
И, наконец, всё-таки требовалась глава – однажды уже увернувшаяся от осуществления, – речь в которой шла бы о собирании разрозненного. О том, как между явлениями (чем бы они ни были), которые и не подозревали о своём родстве, обнаруживается – или создаётся – связь и цельность. Такая глава и стала седьмой: «Собирая рассеянное».
А почему «Пойманный свет»? – На этот вопрос есть несколько ответов, все они – правда, но скажу только об одном. Все авторы книг и текстов, о которых мы здесь говорим, вместе со смиренным их рецензентом тем только и заняты, что ловят свет смысла – который, конечно же, больше нас и неизменно ускользает. То, что всё-таки удаётся – или кажется, что удаётся – поймать, – перед вами.
Всякий, что бы ни делал, пишет своей работой собственную смысловую (и эмоциональную) биографию, и автор тут – не исключение. Признаюсь вам: конечно же, это – (ещё и) она. Может быть, даже и в первую очередь она. И в каждом, каждом из собранных сюда текстов – как будто случайных, прикладных, обречённых на забвение сразу по прочтении, а то ещё и прежде его, – выговорены некоторые очень важные и дорогие для автора мысли, чувства и предчувствия,